Наталья Шубенкова

22 апреля нашей выдающейся алтайской спортсменке Наталье Михайловне Шубенковой исполняется 50 лет!
Своими высокими спортивными результатами и самоотверженным трудом на благо алтайского спорта она заслужила почет и уважение окружающих. Многое она сделала для родного края и родного города Барнаула, еще многое, мы уверены, ей предстоит сделать.
От всей души поздравляем вас, Наталья Михайловна, с юбилеем!
Желаем здоровья, творческих успехов и семейного благополучия!

— Наталья Михайловна, расскажите о том, как вы стали заниматься семиборьем?

— Сначала я занималась барьерным бегом у тренера Владимира Федоровича Чистякова, выполнила норматив кандидата в мастера спорта в барьерном беге на 60 м, выиграла много соревнований регионального и российского уровня, была третьей на Спартакиаде школьников СССР.

Чистяков через несколько лет передал меня в группу тренера Юрия Петровича Захарова. Видимо, почувствовав, что этот тренер сможет вывести меня на качественно более высокий уровень. Они были друзьями, фанатиками своей тренерской профессии. Но со взрослыми спортсменами сборной края тогда занимался Юрий Петрович, и мне пришлось работать под его жестким руководством.

Скажу сразу, что я не хотела уходить от Чистякова, но он меня убедил в этой необходимости. В свою очередь Захаров предложил мне заниматься семиборьем, новым тогда видом олимпийской программы. Интуитивно почувствовал, видимо, во мне скрытый запас сил, энергии и желания осваивать новый вид. Это было весной 1980 года, после четырехлетнего перерыва, связанного с рождением дочери.

Новый тренер

— И как складывались отношения с новым тренером?

— Это великий тренер для алтайской легкой атлетики, но методы его работы не всегда мне нравились.

Естественно, что я сильно его боялась. Очень хорошо, что Чистяков в то время поддерживал меня психологически, убеждал меня потерпеть, что все наладится и т.д. В любой момент я обращалась за советом к нему.

— Тем не менее, у Захарова в группе всегда были высокие результаты. Как он их добивался?

— Он был велик тем, что редко ошибался в профессиональной пригодности спортсмена. Каждый у него занимался своим видом, в котором и добивался выдающихся для себя и края результатов. Захаров разглядел во мне многоборку, а я мечтала бить рекорды в барьерном беге.

Он же мне «вдалбливал» мысль другую: «В индивидуальных видах ты не сможешь быть чемпионкой. Посмотри на себя в зеркало — что ты сможешь выиграть? Барьеры? Есть люди, которые бегут быстрее тебя. Спринт? Тоже нет».

Он был хитрым и взрослым. Он «раздавил» меня своими аргументами и подвел меня к убеждению, что я нужна отечественному семиборью. Что за мной будущее, что в семиборье я выиграю все что «наработаю». Он угадал мою состоятельность в этом виде спорта.

Меня никто не знал

— А какова была тогда ситуация в многоборье?

— Московская Олимпиада-80 была для женского многоборья последней Олимпиадой. В тот год я впервые взяла в руки ядро и копье, а уже через полгода стала мастером спорта.

Меня никто не знал, никто не обращал никакого внимания. В женское многоборье (пятиборье) тогда входили пять видов: 100 м с барьерами, 200 м спринт, прыжки в высоту, длину и толкание ядра. Все виды — взрывные, и когда к ним добавили бег на 800 м и копье, то акценты стали смещаться.

Никто не сумел перестроиться на новую программу из семи видов, так как дистанцию 800 м бежать очень сложно, нужна просто «лошадиная» скоростная выносливость, а копье метать -нужно обладать очень хорошей техникой. И все «старички» в сборной страны оказались неконкурентоспособными. Они пробовали, они не сразу ушли, они пытались из последних сил: Ткаченко, Рукавишникова, Курагина, Смирнова… Но никто не смог.

Эти виды как раз были последними в программе семиборья, они решали все. У меня они получались очень хорошо, и Захаров увидел, где мы сможем проявить себя.

— Как же новичку удалось так быстро стать мастером спорта?

— Мне не нужно было переучиваться, для меня все виды были новыми. Технически я была хорошо обучаема, любопытна. Мне все было интересно.

Я постоянно работала над собой, каждый день прибавляя по миллиметру или доле секунды к своим лучшим показателям. Я соревновалась сама с собой. Начинала я с Галей Шульженко в одной группе, вместе с ней мы стали «международниками» на матчевой встрече СССР — ФРГ — в Ленинграде. За один год занятий я стала лидером сборной. В этом была огромная заслуга тренера — Юрия Петровича Захарова.

До него я бегала только «гладкие» дистанции, а он научил меня прыгать в высоту, длину, метать копье, толкать ядро. Я даже и не знала до него, как подходить к этому копью или ядру, как их брать и т.д.

А бежать 800 м — два круга по стадиону во всю прыть — это был для меня такой ужас! И сейчас иногда вспоминаются те мышечные ощущения, тот ужас неотвратимости старта!

Перед бегом на 800 м, а это был последний и решающий вид программы, я почти всегда находилась в полуобморочном состоянии. Только когда прозвучит пистолетный выстрел, то приходишь в себя и несешься к финишу.

Кстати, эта дистанция у меня получалась лучше всего и мне предлагали на полном серьезе переходить в эту дисциплину, чтобы участвовать за сборную СССР, как Брагина или Казанкина. Мне даже страшно было об этом слышать. Это чудовищно трудная дистанция и долго в ней «не живут».

Максималистка

— А вы по характеру максималистка?

— Да, конечно. Я всегда себе говорю: «Я все сумею и все смогу». Правда, я себе очень сильно «нагоняю» страху, но зато ответственнее подхожу к обязательствам.

Много лет спустя я стала участвовать в соревнованиях ветеранов и с удивлением обнаружила в себе невероятную «мышечную память»: тело «вспоминает» все нюансы выполнения технического приема и просто просится в бой! Но без соответствующей подготовки, непосредственно перед самыми соревнованиями, я бы выступать не советовала — возможны травмы.

— Когда на вас впервые обратили внимание тренеры сборной?

— На Кубке СССР в Одессе осенью 1980 года. Мне казалось, что я там была одна: я никого не видела и никого не слышала. Мне Захаров сказал, что я вполне способна выполнить мастерский норматив, а председатель краевого спорткомитета Левин обещал мне для семьи выделить квартиру.

У меня тогда была сумасшедшая мотивация. Я была в какой-то прострации, чувство нереальности происходящих событий было каким-то новым.

И вот я бегаю, прыгаю, метаю и толкаю, а надо мной смеются все соперницы. Ой, ха-ха-ха, ядро на 12 метров толкнула, ой — копье на 30 метров метнула…

Результаты и действительно для высокого уровня соревнований — смешные. А общий результат-то очень приличным получился, и я стала мастером спорта.

Но присвоить мастера спорта быстро было почти невозможно. Нужно было ждать приказа о присвоении из Москвы или бегать самой по кабинетам и собирать справки и выписки из протоколов соревнований.

Я хорошо помню, как дошла до тренера сборной, который поинтересовался: для чего я все это собираю. Я ему по простоте душевной сказала, что мне за выполнение мастера спорта дадут квартиру. Он очень удивился такой щедрости алтайских властей, но документы подписал.

Квартиру мне, конечно же, не дали. Сказали, что нужно теперь выполнить норматив мастера спорта международного класса. Захаров стал говорить, что если всем мастерам спорта давать квартиры, то строители не будут успевать строить дома.
Теперь-то я понимаю все эти «захаровские приемы». Если бы это сказал мне только он, то я вряд ли бы ему поверила. Но тут обещал представитель власти — Левин, к которому обращался Захаров. Вот таким тандемом они и «мотивировали» меня до 1983 года.

Осенью 1981 года я поехала в Лондон на Кубок Европы в составе сборной — запасной, а вернулась оттуда лидером сборной.
Вся старая элита не могла справиться с двумя новыми видами — копьем и 800 м, а я сумела «наковырять» больше всех очков.
На меня никто не обращал внимания — я была запасной. Сама себе разбег подбираю, никто на меня не «давит», ничего не требуют. Соперницы между собой плетут интриги: «Ой, она заступила! Ой, она такая!» Все друг за другом подглядывают…
Вид за видом, потихонечку, наскребла свои очки. И последний вид — 800 м. Тут уж я побежала! Никого не видела, и ничего не слышала, и кто за мной бежал — мне не до этого было!

Так из «тени» я вышла «в свет», потому как «сумела себя сохранить». Все в сборной были в шоке: из какого-то Барнаула стала лидером сборной СССР, показала лучший результат среди русских. Впереди были три или четыре немки и еще кто-то из темнокожих.

— Какой вид давался тяжелее всего?

— Ядро. Если посмотреть старые фото в газетах или журналах — я везде с ядром. Оно у меня и в квартире в разных углах лежало, все об него запинались. И под кроватью оно лежало, везде я была с ним.

Казалось бы, и вес не очень большой — 4 кг, а толкнуть далеко не могу. И я, в ущерб другим видам, постоянно работала с ядром, но прирост был в сантиметрах совсем небольшой.

Не хватало силы, и я начинала «раскачиваться», как культуристка: поднимала огромное количество тонн железа. В итоге прибавляла в результате толчка ядра на 20 см. Но я теряла из-за закрепощенности мышц 10 см в прыжках в высоту и 50 см в прыжках в длину.

В итоге решили — пусть все остается по-прежнему, и оставили ядро «в покое».

— А как это выглядело в общей «картинке»?

— После барьеров я обычно была первой или второй, после высоты -еще в лидерах, так как брала 180-182 см, а после ядра логично «уходила вниз» таблицы. Затем — 200 м — я начинаю «выползать» со дна.

А во второй день идут уже «мои» виды — длина, копье и 800 м. После них я уже в лидерах. Так пять раз выигрывала чемпионат страны.

Особенно запомнился чемпионат в Киеве, где я установила новый рекорд СССР — 6854 очка. Это был третий результат в мире за всю историю легкоатлетического семиборья. За два дня я установила шесть личных рекордов, которые и дали такой великолепный результат. Поэтому в Киеве мне выступать всегда нравилось.

По странам и континентам

— В каких городах или странах вам выступать было трудно?

— В Греции тяжело всегда: 40 градусов жары и 90 процентов влажности, как в бане. Приходилось брать «себя в руки», заставлять себя. Два дня соревнований- это всегда кромешный ад.

Целый день на стадионе, к каждому из семи видов нужна своя разминка, свой подход. В индивидуальных видах легкой атлетики все-таки проще — пробежал — и свободен до следующего дня.

А у нас в каждом виде все время нужно перестраивать себя, в каждом виде мышцы работают по-разному. Уставала я в жарких странах и городах очень сильно, теряла вес, затем долго восстанавливалась.

— А где нравилось выступать?

— Как и всем спортсменам, в больших коммерческих турнирах. В Австрии, например. Оттуда все победители уезжали с солидными подарками. Тренерам разрешалось находиться рядом со спортсменами и поэтому результаты там всегда были выше обычных.

Если на официальных соревнованиях нам не разрешалось общаться с тренером и его всегда приходилось искать где-то в толпе глазами, откуда он «сурдопереводом маячил» отчаянно, то в таких турнирах тренерам находиться рядом разрешалось.
В Голландии нравилось выступать, во Франции, в ФРГ. В Западной Германии на таможне меня уже узнавали: «Опять к нам? Что вам так нравится наша страна?» Весь паспорт был в визах.

— В то время нашими главными соперниками в легкой атлетике были сборные США и ГДР…

— Американцы в матчевых встречах нам проигрывали, а вот ГДР у нас выигрывала почти всегда. На олимпийскую сборную ГДР работали 18 научно-исследовательских медицинских институтов.

У немцев были великолепные реабилитационные центры, они быстро восстанавливались после травм, у них хорошо была отработана профилактика травм. Они не получали таких глупых травм из-за перегрузок, как мы. Там все было подчинено успеху сборной ГДР.

Например, я знаю, что у основной соперницы серьезная травма мениска, который ей вырезали. Облегченно вздыхаю, что хоть один сезон я спокойно буду выступать. Приезжаю на соревнования, а она уже там — «скачет как конь».

Я просто глазам своим не верю и спрашиваю: «Тебе делали операцию? Покажи!» Она снимает наколенник — на ноге маленькая дырочка, которая уже заросла!

У нас же в Барнауле после такой травмы — огромный шрам и друг — костыль на полгода. Мне вырезали четыре раза, удалили все мениски. Операции делали в Москве и после них оставались маленькие шовчики, но реабилитационный период всегда проходил болезненнее и сложнее, чем у немок. Это даже несмотря на то, что операции делал Сергей Миронов, сын известного спортивного хирурга Зои Мироновой.

Главное различие

— Если сравнивать медицинское обслуживание спортсменов?

— Никакого сравнения. Я была на трехнедельных сборах в ГДР, так там их спортсмены полтора часа тренируются, а затем два часа ходят по восстановительным процедурам, готовят себя к вечерней тренировке.

А у нас — вымылся в душе и лег на кровать, никто тобой не занимается.
В этом и главное различие. Меня приглашали 3-4 раза пройти вместе с немцами все эти восстановительные процедуры, как на экскурсию: грязи, солярий, массаж, парафин, физиолечение, какой-то лечебный душ…

Там все делалось, чтобы спортсмен не получил травму. А у нас начинают лечить, только когда спортсмен уже получил травму. А так, как бабка говорила: «Завяжи да лежи, само пройдет».

Единственное, когда болит нога или рука, могут нам сделать местную анестезию — «заморозить», поставить обезболивающий укол. И представляешь, как все это «отходит» после нагрузки на соревнованиях. Бывало, что и по стеночке идешь.

Мне моего «запаса прочности» хватило на 10 лет после окончания спортивной карьеры в 1992 году. Не болело ничего.

Сейчас жалею только об одном — нужно было поддерживать здоровье легкими тренировками и соревнованиями. Но я уже набегалась и напрыгалась так, что ни о чем уже не хотела слышать.

Первый номер

— Одиннадцать лет в сборной выступать первым номером было очень большой ответственностью. Как с этим удавалось справляться?

— Груз ответственности не только давил, но и помогал, не давал расслабляться. У меня было 11 тренировок в неделю по 2,5-3 часа каждая, разной направленности.

Скучать было некогда. А если мы находимся на сборах, то каждое утро делаем зарядку и затем в течение дня еще две тренировки — полный рабочий день.

— Были ли такие дни, когда вы собой гордились?

— Такое чувство я в себе воспитывала постоянно, работала над собой. Каждая тренировка — это преодоление себя.

Я ведь очень много тренировалась одна, когда поссорилась с Захаровым весной 1988 года. Тренироваться одной очень сложно: некому подсказать, указать на какую-то ошибку, не с кем соперничать, даже хронометраж вести некому.

Я брала с собой на тренировки дочь или мужа. Володя ведь тоже был хорошим легкоатлетом и мог что-то подсказать, или отпустить какую-то реплику. И так день за днем я преодолевала себя.

Иногда думала: «Вот сегодня дождь… Сделаю все завтра, а сегодня отдохну, а внутренний голос говорил: «Вот-вот, твоя сущность. Поэтому ты не можешь делать вот это и это!» И сразу начинаешь себя ненавидеть и идешь на тренировку.
А когда все выполнишь, все задания — сразу такая гордость за себя появляется! Я сумела! Я смогла!

Так было в Киеве в 1984 году, когда я находилась в фантастической для себя спортивной форме, я буквально летала, была в предвкушении мировой Олимпиады в Лос-Анжелесе.

Но в эти дни где-то нам всем сборникам и сказали, что есть решение олимпийского комитета СССР об отказе в участии в Олимпийских играх. Четыре года подготовки оказались невостребованы и нужно было ждать своего часа на следующей Олимпиаде в Сеуле еще через четыре года в 1988 году, когда мне будет уже 31 год.

Реально ли это? Тогда, казалось, что нет. Но нам сказали, что через месяц после Олимпиады-84 мы должны все показать результаты более высокие, чем на Олимпиаде-84 в альтернативных соревнованиях «Дружбы» в Чехии. Но держать столь высокие спортивные показатели в течение длительного времени невероятно сложно.

Мы готовили себя в Лос-Анжелес, а ждать еще надо было целый месяц. Тогда много народа «переломалось», я сразу же — на первом виде. А на Олимпиаде-84 в Лос-Анжелесе, кстати, победила австрийская спортсменка с результатом 6390 очков, почти на 500 очков меньше, чем у меня.

Могла добиться большего

— Самое большое разочарование в спортивной жизни?

— Могла бы добиться более значительных успехов, не вмешайся тогда политика или чуть позже — травмы.

А их было очень много, только хирургических операций было 10! Анализируя весь пройденный спортивный путь, я прихожу к выводу, что большинство моих травм — результат запредельного объема тренировок.

— А вы сами пробовали дозировать нагрузки?

— Я же не тренер. Я очень исполнительный человек. Еще в 1984 году, перед «Дружбой» в Чехии, сбрось нагрузки, не рискуй! Нет, тренировались, как сумасшедшие.

Я показывала на тренировках просто невероятные результаты: била все свои краевые рекорды, с шага укладывала копье на 50 м. А на соревнованиях, в первом же виде, на барьерах, на старте оттолкнулась от колодок и оторвала мениск…
Еще за месяц до этого надо было «остановиться», сбросить нагрузки и «уйти в тину».

Кто бы это подсказал, кроме тренера? Уже тогда показывала в пяти видах из семи результаты мастера спорта международного класса. И ведь на чемпионате мира в Хельсинки я травмировалась также на первом виде и финиш пересекала уже на носилках медицинской бригады.

Встречи с «Черной пантерой»

— На мировых форумах вам часто приходилось встречаться с американской Джойнер-Керси, чемпионкой Олимпиады-88…

— В 1983-1985 годах американка при каждом удобном случае приходила на мои тренировки и внимательно за ними наблюдала, просила автограф.

Она очень быстро прогрессировала и уже в 1986 году стала лидером мирового семиборья. У нее я могла выигрывать только в метании копья и 800 м.

В остальных видах ей не было равных, и ее прозвали «Черной пантерой» за мягкие кошачьи движения, за резкость, молниеносность мышечной реакции.

Это было настоящее чудо — совершенство грации, силы и техники. Она перестала дарить мне сувениры, стала неприступной, высокомерной, давая всем понять, что теперь она — королева спорта.

— Каков интерес к легкой атлетике среди зрителей за рубежом?

— Огромный. Там только мы приехали, сразу идем на пресс-конференцию, где полный зал журналистов. И в течение часа мы отвечаем на все вопросы.

Есть любители, которые делают целые фотоальбомы, посвященные любимым спортсменам. Однажды мне предлагали купить такой фотоальбом обо мне. Я не купила, а теперь жалею.

Мне довольно часто приходили письма, в которых была просьба дать автограф. Кстати, там за рубежом распространено коллекционирование автографов, их обмен прямо на стадионе.

«Страшная тайна»

— Как относились к нашим спортсменам в США?

— С интересом, и с некоторой иронией, так как наша пропаганда в то время смешила весь мир, что у нас нет профессионального спорта. В широком понимании этого слова, конечно же, нам было очень далеко до профессионалов по деньгам, а по отношению к делу мы даже превосходили их.

Так вот, в первый приезд в США в 1982 году, в Санта-Барбаре была устроена пресс-конференция специально для меня как лидера сборной СССР по семиборью.

Я добросовестно начала отвечать на каждый вопрос относительно моей подготовки к соревнованиям. И смотрю, что в зале просто «веселуха» началась, а тренер нашей сборной, то за сердце хватается, то за голову, то крутит пальцем у виска, то показывает кулак.

А я честно все рассказываю, что я тренируюсь два раза в день и т.д. А они меня спрашивают: «А когда же вы работаете?» А я им отвечаю, что вот, на стадионе или в лесу, так и работаю над собой. Выдаю им «страшную тайну», что у нас в СССР профессиональный спорт все-таки есть. Тренер сам и прервал пресс-конференцию, а меня отругал.

— А чем отличалась подготовка спортсменов у нас и за рубежом?

— У нас очень большое значение уделяют результатам в детском возрасте, а за рубежом им не придают такого значения. Поэтому наши к 20 годам уже прошли юношеские, юниорские, молодежные Первенства страны, участвовали на Европе и мире, где-то еще, с турнира на турнир…

И когда им надо уже показывать себя во взрослом спорте, они «изнасилованы» так, что им все это уже не интересно. У ГДР или США молодых не видно и не слышно, а затем появляются то одна, то другая, как с конвейера.

Плата за рейтинг

— Если бы вы сейчас ездили по коммерческим турнирам, как Татьяна Котова, то…

— Я бы «озолотилась». Тогда после таких турниров победителям оставляли чисто символические деньги, а вся остальная сумма уходила во Всесоюзный или олимпийский комитеты.

Первым вышел из-под эгиды этих комитетов шахматист Гарри Каспаров, который выигрывал все турниры подряд, а его оставляли без денег. Он создал прецедент, и тогда нам стали немного платить, чтобы у Каспарова не было последователей.
Были случаи, что из 50 тысяч франков мне выплачивали только четыре, из которых я половину должна была вернуть, чтобы хоть что-то наши спортивные чиновники разделили на остальных наших участниц. Чтобы не было недовольных среди не попавших в призеры.

— А как к вам относились организаторы таких турниров?

— Очень хорошо. Меня даже в качестве почетной гостьи приглашали на такой турнир в Австрию, после того как я уже закончила выступать.

В некоторых турнирах нашей стороне выплачивалась сумма в 20 тысяч долларов, если я только приезжала на такой турнир. Все зависело от моего рейтинга на тот период времени. И за каждый старт — еще 20 тысяч долларов. Фактически мы, спортсмены, кормили наш спорт сами. Нам доставались крохи.

Олимпиада в Сеуле

— А когда вы были подготовлены к Олимпиаде лучше в 1984 или в 1988 году?

— В 1984 году у меня было огромное желание и силы, а в 1988 году — огромный турнирный опыт. Я уже знала, что мне делать, какую мышцу «подкачать», как себя готовить. Я даже телевизор, если дома смотрела, то какое-то упражнение все равно выполняла.

Квартира была вся в гантелях, веревках, тряпках, а под диваном были привязаны шланги. Я с ними поработала — «закрепила» колено, приседаю, отжимаюсь, по каждому удобному моменту. Пока суп мешаю — приводящие мышцы качаю.
Я всегда знала, что мне нельзя допустить травму, а для этого нужно правильно дозировать нагрузки. К себе я «прислушивалась и собственному мнению доверяла».

В 1984 году у меня был самый пик физической формы, а затем я прибавляла в рекордах по чуть-чуть, так как они были и так высоки.

А в Сеуле на Олимпиаде я неудачно прыгнула в высоту на 174 см, хотя всегда прыгала хорошо. Но тут уже у меня были «отрезаны» два колена, это тоже надо учитывать. Однако я толкнула там ядро по личному рекорду — 14,85 м! Этого мои соперницы не ожидали -они просто обалдели!

Через четыре года в Барселоне, куда меня не взяли в последний момент, это был бы второй результат! Вот они и тренировки с ядром! Вот когда они сказались! Конечно, я тогда себя зауважала.

К сожалению, к моей коронной дистанции на 800 м призеры Олимпиады-88 уже определились: американка Джойнер-Керси — первая, а две немки — Сабина Джон и Анке Бемер — «серебряная» и «бронзовая». Они ровно насобирали очков во всех видах, и в последнем виде (800 м) мне бы не помог даже мировой рекорд. Пробежав третьей, я заняла общее четвертое место в программе семиборья.

— Анализируя свои выступления в Сеуле, какова была главная сложность?

— Разница в 12 часов с Москвой, которую мы не смогли преодолеть. Сборы проводили во Владивостоке, где на семь часов разница с Москвой, но оставалось еще пять часов!

В перерыве между соревнованиями мы откровенно засыпали, организм обмануть не удалось. Потому что мы выступали целый день подряд. А над немцами и американками колдовали целые научные группы. Мы же с трудом засыпали только к 2-3 часам ночи, а в 10 утра мне уже нужно бежать по рекордному графику.

«Не сотвори себе кумира»

— Тяжело было выступать после разрыва с тренером?

— Мы оба не смогли усмирить гордыню и разрыв был неизбежен. В 30 лет я уже сама знала все. Тем более, что сборы у меня были по 286 дней в году, и его я видела редко.

Желающих меня тренировать, особенно специалистов из Москвы, было предостаточно. Постоит кто-нибудь из них на финише с секундомером или замерит мой прыжок в длину и уже считает, что причастен к моим достижениям.

Были случаи, что они даже подавали документы на присвоение им званий заслуженных тренеров РСФСР, но я никогда не подтверждала эти «документы». Один даже пытался доказать, что он принимал участие в моей подготовке к Кубку Европы, делая отметки моих прыжков…

Главный секрет

— Самый главный ваш секрет в психологическом давлении на соперников?

— У всех свои секреты. Кто-то прибежит к финишу и падает, показывая, как ему или ей трудно. Это расслабляет их соперников, думающих, что теперь-то путь к успеху им открыт. А хитрец в следующем виде «реанимируется» и бурно финиширует.
Кто-то откровенно показывает свою неприязнь, пытаясь выбить соперника из равновесия и т.д. У каждого свой «конек».
Я всегда старалась выглядеть внешне привлекательнее их, это на женщин влияет. Всегда улыбалась даже после труднейшего финиша, всем видом давая соперницам понять, что я в прекрасной физической форме и у меня еще громадный запас сил на следующий вид.

Все это выводит соперниц из психологического равновесия. Они начинают осознавать свою несостоятельность рядом с «цветущим от избытка сил» противником. Отсюда и глупейшие ошибки, низкие результаты деморализованного спортсмена.

— Спортивные журналисты 80-х годов отмечали у вас очень высокий уровень концентрации. Как вы этого добивались?

— Еще в самом начале своих выступлений в семиборье мы с Захаровым начали искать мой оптимальный вес для выступлений. Мы проверили все мои возможности веса в том или ином виде программы.

Это длительная и кропотливая работа над собой: я то сбрасывала, то набирала вес. Но мы достаточно быстро определили, что нужно во всех видах выступать рационально, чтобы результаты были достаточно высокие и оставался еще запас сил.
Поначалу я приходила в ужас от увиденного на тренировках: мои соперницы по сборной метали и толкали, прыгали и бегали куда дальше и выше, и быстрее меня.

Я не понимала, как я буду соревноваться с этими богинями легкой атлетики? Только Захаров ходил и усмехался их результатам, и говорил мне: «Сейчас только скажут во время соревнований — «На старт!», и ты увидишь результаты некоторых «рекордсменок»!

И правда! Те, кто прыгал на тренировках в высоту под 190 см, не могли на соревнованиях взять и 170 см!

Те, кто прыгал в длину на тренировках «под международника», не смогли преодолеть и норму кандидатского минимума! Груз ответственности раздавил их! Люди не могли преодолеть себя, оказались психологически не готовы к официальному старту. Это то же самое, что читать стихи у себя на кухне кошке, а затем со сцены в полный зал.

Были и такие спортсмены, которые на тренировках проделывали сумасшедший объем работы, а на старте, после пистолетного выстрела, готовы были бежать в обратном направлении. Зачем так себя истязать?

У меня же зачастую на тренировках результаты были поддерживающего характера, на уровне моих средних, а на официальных соревнованиях я могла «выстрелить».

Поэтому в 1992 году, уже после рождения второго ребенка, я заняла четвертое место в чемпионате СНГ, который был отборочным в сборную команду на Олимпийские игры в Барселону.

Руководство сборной настаивало на включении меня в команду как «проверенного бойца». Но в итоге в последний момент меня не взяли.

Наша Ирина Белова выиграла олимпийскую серебряную медаль с результатом 6845 очков, а немка Сабина Браун стала «бронзовой» — 6649 очков. Вполне вероятно, что я составила бы им конкуренцию, но за меня уже все было решено заранее.
Кстати, в Барселоне американка Джойнер-Керси выиграла Олимпиаду-92 особенно не напрягаясь — 7044 очка (на 250 очков меньше, чем в Сеуле-88).

«Шапка Мономаха»

— А чтобы удерживать лидерские позиции, что еще нужно было?

— Быть здоровой. Поначалу у меня в 1982-1983 годах был большой вес — 69 кг, а затем, когда пошли травмы, операции, пришлось вес сбрасывать до 62-63 кг,чтобы мышцам проще было работать.

Поэтому на всесоюзных сборах я старалась следить за весом. Дома ведь такого изобилия пищи не было, а в сборной питание было на 20 рублей, когда на 3 рубля 50 копеек можно было поесть три раза.

Я отказывала себе во многом и ела только то, что привыкла есть дома: рыбу, рис, помидоры, огурцы, то, что легко усваивается. Многое, что было на столе, я не ела, и поэтому со мной любили вместе кушать метатели, те, кому нужно было иметь большой вес.

— Как вы старались готовить себя к соревнованиям?

— Проще всего нужно не думать о них. Если начнешь анализировать и мысленно проделывать задуманное, то ты «сгоришь» еще до старта.

— Наши футболисты очень увлекаются разборами и установками: по «три игры еще до матча играют», а выходят на поле и «никакие».

— В Сеул Анатолий Бышовец привез молодых ребят, которых особо никто не знал, да и они конкретно не были «звездами» даже местного масштаба.

Наши футболисты были «теневыми лидерами» Олимпиады и поэтому сумели «выстрелить» и выиграть золотые медали. Средний уровень отечественного футбола был тогда достаточно высоким.

Я всегда смеялась над ними

— Были ли в олимпийской команде психологи или экстрасенсы?

— Я всегда смеялась над этими экстрасенсами, не верила им. «У вас руки горячие. У вас плечи тяжелые. У вас ноги…»
Я всегда смеялась и говорила: «Хватит перебирать наши части тела и органы!» Я всегда им не верила, но засыпала первой, где-то уже после «голеностопов и пяток».

А утром меня будил тот же голос: «Вставайте! Проспите свой старт!»

И так здорово было просыпаться и ощущать, что хорошо отдохнула, свежая, и уже скоро старт…

Конец «Холодной войны»

— Чем закончилась «холодная спортивная война» с американцами после развала СССР?

— Падением интереса к нам со стороны журналистов и особенно спортсменов.

Раньше у нас они спрашивали: «Как там все было на московской Олимпиаде? Правда, что медведь в небо полетел? На шарах? А кто и за сколько пробежал и прыгнул? Неужели были такие результаты? А что вы для этого ели?»

А мы у них спрашивали про Олимпиаду в Лос-Анжелесе. Была полная информационная блокада. Никто ничего не знал, ничего по телевидению не показывалось ни им, ни нам. А потом, когда «железный занавес» упал, упал и интерес.

В 1994 году в Австрии была организована встреча всех победителей турнира в Гетцисе по семиборью. Ко мне там не было никакого интереса, как раньше. Я поинтересовалась у американок и немок: почему? Оказывается, что они и так все знают.
Все наши соревнования они видят, все газеты в Интернете просматривают, в курсе всех результатов.

Они — другие!

— Говорят, что темнокожие спортсмены прогрессируют быстрее европейцев?

— Анализируя все увиденное мною, я пришла к выводу, что темнокожие спортсмены должны соревноваться отдельно. Это не расистские настроения, а логическое умозаключение: они другие.

Я много на них смотрела и не могла понять, чем же они отличаются от нас? У них вообще очень высокие стопы, а это важно очень для быстрого бега, повышается «рессорность стопы». Это как лишняя пружина для толчка.

Спортивная медицина уже доказала, что у темнокожих спортсменов другое строение мышц и у них больше их масса, больше мышц участвуют в движении, поэтому такое качество, как быстрота, у них нарабатывается легко.

— Как велся медицинский контроль за физическим состоянием спортсменов?

— Я вообще не любительница всяких процедур и всегда отказывалась от поездок в Африку, потому что нужно было делать массу прививок.

На сборах у нас часто брали анализ крови, чтобы знать, каких элементов в организме не хватает. И вскоре после этого на тумбочке у меня появлялись всевозможные пилюли.

Этого мне затем очень не хватало в жизни, когда я закончила выступления в большом спорте. Если я потратила — мне надо восполнить. Сколько сейчас займет времени и средств углубленный медицинский осмотр два раза в год, как это было в сборной?

«Женщина от плиты»

— Какую роль играет физиология в спорте?

— Огромную. Если бы она была ни причем, то мужчины и женщины выступали бы вместе. Конечно, мне было трудно соревноваться с такими женщинами-атлетами.

Я мало походила своими внешними и физическими данными на семиборку. За глаза меня соперницы называли «женщиной от плиты». Я сначала не понимала этого термина и обижалась, пока мне не объяснили, что «жила-была Наташа, она варила детям кашу, а затем Родина-мать стала в опасности, так как никто не может ее защитить в семиборье от немцев и американцев, и она тогда позвала Наташу. Та доварила кашу и пошла. Сделала свое дело и вернулась домой к мужу и детям».

— Как вы приобрели такие качества, как целеустремленность и воля к победе?

— Это врожденные качества, от родителей: от Михаила Филипповича и Ларисы Михайловны. Я им благодарна за это.
Вот эти добросовестность и исполнительность мне пригодились очень.

Я лучше не досплю, но сделаю, что мне сказали. Поэтому я и училась неплохо.

Эти природные качества характера позволили мне успешно заниматься семиборьем, где нужно быть разносторонним спортсменом международного уровня во всех видах программы. И одного таланта там будет явно недостаточно, нужен огромный ежедневный труд.

— А роль тренера?

— Ее никто и не умаляет, все, чего я добилась, имею благодаря спорту. Не разгляди во мне чего-то особенного Юрий Петрович Захаров, наверное, до сих пор бы работала в литейке на заводе механических прессов, куда я пришла после окончания политехнического института инженером-механиком.

Видимо, не случайно он через три месяца сумел уговорить меня продолжить занятия спортом на серьезном уровне. Он так же, как и я, был убежден, что «если мы не сделали что-то, значит просто не пытались». Хотя есть и объективные причины тому, почему я не стала олимпийской чемпионкой.

Разве я не пыталась ей стать? И то, что я решила уйти из большого спорта после 11 лет лидерства в сборной, тоже имеет объективное объяснение — уходить надо вовремя. Подрастала дочь Марина, которой нужно было все больше внимания матери. Семья все это время фактически держалась на плечах мужа, спортивный талант которого, был, возможно , ярче моего. Он пожертвовал им во имя моей спортивной карьеры.

Владимиру я очень благодарна за это, и все мои успехи в равной степени принадлежат и ему.
Сейчас сын Сергей, как и я , занимается барьерным бегом. Он победитель юношеского Первенства России среди школьников, член юношеской сборной России.

Перед Барселоной Сереже не было и двух лет. Ему тоже тогда нужны были материнская ласка и забота. Поэтому я нисколько не жалею об окончании карьеры. А когда поступило предложение работать в краевом спортивном комитете, я дала согласие и была назначена на должность заместителя председателя комитета. Так и работаю там почти 15 лет. Мой жизненный девиз соответствует моим убеждениям: «Радуйтесь жизни, ибо пока вы на нее обижаетесь, она проходит мимо».

В истории человечества и мирового спорта остаются не те, кто долго существует, а те, кто оставляет зарубины в памяти. Таких зарубин Наталья Шубенкова оставила в своей спортивной жизни предостаточно.

Зарубины на память

Надежда Клевцова, старший тренер сборной Алтайского края по легкой атлетике: «Наталья всегда меня поражала своей неуемной работоспособностью и мужественностью, теми качествами, которыми даже не все мужчины обладают. Вспоминаю, как она через два дня после операции аппендицита пришла на тренировку и сидела на скамейке, делая упражнения с ядром. У нас после гриппа-то берут справку об освобождении от занятий на 10 дней. А она, считай, после ножевого ранения…»

Галина Шульженко, мастер спорта международного класса по семиборью: «У нас получились с Наташей разные спортивные судьбы. Когда она начинала выступать в семиборье, то я уже заканчивала.

Помню, как мы приехали с ней в Ленинград весной 1981 года на матчевую встречу СССР — ФРГ. У меня стояла задача — выполнить норматив мастера спорта международного класса, у нее -закрепиться в сборной. Немцы обещали нам «устроить второй блокадный Ленинград!» Но в день матчевой встречи очень сильно похолодало, подул ветер, и немцы съежились от холода. Руководство сборной поставило нам задачу — выиграть этот матч.

А накануне старта, будучи одним из лидеров сборной, я делала разминку на дорожке и на полной скорости столкнулась с вышедшим на дорожку рабочим стадиона. Обоим оказывали медицинскую помощь. Мое выступление было под большим вопросом.

Помню, как все тренеры переполошились. Меня поразила тогда собранность Наташи, ее уверенность в победе. Мы обе тогда выполнили норматив «международника»! Ее выступление было настоящей сенсацией! Только недавно выполнив норматив мастера спорта, она сходу взяла и «международный барьер»! У немцев мы выиграли».

Виктор Погребной, заслуженный тренер России по легкой атлетике: «Наташа — самая заслуженная наша спортсменка в алтайской легкой атлетике! Вдумайтесь только: пятикратная чемпионка СССР по семиборью! Это не в индивидуальном виде, а в семи видах! Многие ее рекорды держались годы, некоторые не побиты до сих пор, рекорд в семиборье — 6854 очка и сейчас остается в пятерке лучших результатов в мире!

Вспоминается же мне уникальный случай, которых у нее было множество. Это происходило на Кубке Европы в Лондоне осенью 1981 года.

В предпоследнем виде, в метании копья, она никак не могла попасть копьем в «коридор», так как разметка «усов» в поле была неправильной. После трех попыток она должна была получить «ноль» и руководители нашей сборной подали протест, который был удовлетворен.

Наталье было предложено сделать две пробных попытки, так как были устранены недостатки в разметке, а третья шла в зачет. Две попытки закончились посредственными результатами, и руководители сборной уговаривали ее метнуть копье так же, ни рисковать: лишь бы дать зачет в очках.

Перед зачетной попыткой Наталья настроила и сконцентрировала себя так, что копье улетело далеко за 40 метров! Стадион встал и зааплодировал, так как никто и никогда не видел, чтобы женщина-семиборка так далеко посылала копье! Это в ситуации, когда для всей сборной решалось очень многое! Она не послушала никого, взяла ответственность за результат на себя и победила!»

Сергей Клевцов, главный тренер сборной команды Алтайского края по легкой атлетике: «Наталью Шубенкову я всегда привожу в пример своим воспитанникам, как нужно работать на тренировках. Ее появление в семиборье проходило на моих глазах. Тренеру никогда не нужно было проверять ее работу, она выдерживала огромные физические нагрузки, перенесла большое количество травм, проявляя высокие образцы стойкости и характера.

В эпоху плотных спортивных результатов в стране и мире, при огромной конкуренции, когда ее главные соперницы ежегодно менялись, как картинки в калейдоскопе, невероятно сложно было на протяжение более 10 лет быть лидером в сборной команде Советского Союза по семиборью.

Я, как главный тренер алтайской сборной легкоатлетов, горжусь, что тренировался с ней рядом, на одном стадионе, и выступал в одно время с ней. Видя, как она готовит себя к серьезным испытаниям».