Владимир Леонтьевич Шапкин принадлежит к тому славному молодому поколению, кто ковал Победу в далеком тылу в годы Великой Отечественной войны. Кто был лучшим среди молодежи не только в тяжелом труде, но и в послевоенном алтайском спорте.
Он стоял у токарного станка под открытым небом в трескучие морозы 1942-1943 годов, когда труженики завода № 77 («Трансмаша») круглосуточно собирали для фронта танковые двигатели В-2.
Он был и заметным нападающим на футбольном поле в составе знаменитой заводской команды «Дзержинец» в розыгрыше Первенства РСФСР, в далеком теперь уже 1949 году. Был капитаном легендарной команды котлозавода «Авангард», что в 1952 и 1953 годах дважды брала Кубок Алтайского края.
Владимиру Леонтьевичу исполнилось 85 лет и то, что дожил до таких славных лет, он благодарен неустанному полезному труду и занятиям спорту.
Все его достижения давали ему большие жизненные силы и ощущение, что он нужен обществу, и оно его ценит. Это и есть секрет долголетия.
— До войны наша семья жила на Украине, в Николаеве. Большинство горожан работало на судостроительном заводе «Андре Марти». Этот француз завод и основал. В Николаеве изготавливали военные корабли, эсминцы.
В 1941 году мне исполнилось 16 лет, я закончил семилетку и получил паспорт, но 22 июня объявили войну и нас почти сразу начали бомбить немцы. Но заводские эсминцы отвечали яростным огнем и самолеты фашистов улетали.
Мы думали, что война закончится быстро, но положение на фронтах становилось все хуже и 17 сентября 1941 года меня и маму вместе с рабочими завода погрузили на теплоход «Осипенко», торговое судно, и в шесть утра мы вышли из Николаева в Черное море.
Направление было дано на Мариуполь, через Керченский пролив. Теплоход должен был плыть вдоль берега Крыма, обогнуть его и уйти в Азовское море.
Но отошли мы не очень далеко, как нас догнала четверка немецких бомбардировщиков и поочередно стала заходить на бомбовый удар. Каждый самолет сбросил по три полутонные бомбы. Одна из двенадцати попала в теплоход, пробила дно, и мы начали тонуть. Полный теплоход с рабочими. Но нам повезло, что успели телеграфировать в Севастополь, и через 7-10 минут к нам на помощь подошел эсминец «Бодрый» и взял всех на борт.
В Севастополе нас не приняли, а посадили в девять обыкновенных «скотских» вагонов, нары сделали, и отправили всех в Сталинград. Паспорт у меня уже был, и я пошел работать на военный завод: почтовый ящик 264. Это судоверфь, которую стали использовать для ремонта танков и орудий. Оттуда они сразу же шли на передовую.
Сначала работал электросварщиком, но по производственной необходимости стал токарем.
Мой родной дядька, токарь восьмого разряда, обязался за месяц выучить меня на пятый разряд, и выучил. Очень скоро я начал выполнять даже самые сложные токарные работы 6-8 разрядов — жизнь заставила. И когда сейчас я слышу: «Мы не сможем, это трудно», я всегда говорю — если нужда заставит, сможете!
Год мы продержались в Сталинграде, до октября 1942 года. Но уже к лету 1942 года немцы подошли к городу. После работы, вечером, мы все шли в рабочие отряды самообороны, копали противотанковые рвы, варили электросваркой противотанковые «ежи», ходили по крышам домов и клещами сбрасывали с них немецкие зажигательные бомбы — «зажигалки». Немец сыпал же их, как семечки. Небо все было черное от самолетов.
Вообще, не знаю, как я там остался жив: сплошное мясо было кругом, где рука оторванная валяется, где нога, где что… Много знакомых и товарищей там полегло.
В октябре 1942 года вышел Приказ Главнокомандующего Сталина об эвакуации высококвалифицированных кадров в тыл.
Отправляли всех, кто мог бы сразу работать в новых условиях. Мы даже и не представляли, что нам придется ехать так далеко и работать зимой на морозе за станками в чистом поле, самим рубить себе бараки для проживания весь световой день, пока топор в руках видно.
Ситуация в танковой промышленности складывалась таким образом, что весь Урал — Свердловск, Нижний Тагил и Челябинск, штампуют корпуса танков, которые стоят гробами, а двигателей к ним нет. Харьков, где все это делалось, в оккупации. Все!
Сталин дает приказ: «Срочно построить завод по выпуску танковых двигателей в Барнауле!»
И он был построен на пустом месте, где было картофельное поле. Специалисты и их семьи прибыли из Харькова, Сталинграда и Ленинграда, оттуда же эшелонами прибыло и оборудование. И если там его грузили на платформы кранами, то здесь разгружали вручную! Первые эшелоны с оборудованием стали приходить в Барнаул в августе 1942 года, а мы приехали сюда в октябре.
Одни стены были с колючей проволокой: ни крыши, ни ворот, ни дверей, ни станков. Стоит табличка -начальник цеха 110, и больше ничего нет. Я нашел начальника цеха и он отправил меня и еще пять человек на разгрузку оборудования с железнодорожной платформы. Там нас предупредили: «Уроните — отправим в штрафбат, на передовую! Объявим врагами народа!» Ну, и что делать? Все «на пупу» делали, надрывались. Делали это не только мы, но и все рабочие нашего завода № 77 — будущего «Трансмаша».
Там я впервые увидел станок ДИП-300, на котором я отработал 9 лет. Спустя 35 лет после этого, в 1985 году, я заходил в свой цех и этот станок работал, как ни в чем не бывало. ДИП — это сокращенное название — догнать и перегнать капиталистические страны, а 300 -высота оси центров. Я крышку главного шатуна точил пять лет, замок обтачивал.
Жил на улице Культурной, 2. Рядом школа № 18. Недалеко, где сейчас главное здание Сибсоцбанка.
Первый двигатель завод должен был дать к 7 ноября 1942 года. Территория завода представляла из себя кишащий растревоженный улей, вся перекопанная, в канавах и ямах, в сплошных ящиках с оборудованием. Процесс производства только организовывался.
После 12-часовой смены шли на строительство бараков и землянок. А эшелоны все прибывали. За короткий срок прибыло около семи тысяч человек, для Барнаула в то время это было катастрофой!
Приближалась зима, а людям жить негде. Строили всем миром времянки. Так появились Восточный и Аварийный поселки. Аварийный затем переименовали в Западный. В октябре были уже настоящие холода, спали у костров, под открытым небом, но духом не падали, помогали друг другу. Технологи и конструкторы работали в деревянном бараке, почти без света и тепла.
К началу ноября в Барнаул прибыла основная масса сталинградцев, половина всех тех, кто должен был прибыть сюда. Они погибли при бомбежках на переправе через Волгу, там был ад кромешный. Немецкие самолеты заходили на цель, бомбили и расстреливали пе-реправляющихся. Били по нам из танков прямой наводкой. Погибло ужас сколько!
Зима 1942 года была лютая, но началась она радостно. 6 ноября, за день до срока, удалось запустить первый двигатель! Было торжественное собрание заводчан, на пересмене в восемь вечера, с речью выступил какой-то генерал или полковник, в папахе. Произнес проникновенную речь: «Товарищи! Родные, вы мои! Вы не представляете, какой вы подарок к празднику 7 ноября сделали всей стране! Вы спасли фронт, всю нашу страну! Теперь у наших танков есть моторы! И мы погоним фашистов с родной земли до самого Берлина! Мы раздавим фашистскую гадину…»
Лично меня его речь потрясла, как и всех присутствующих. У меня натурально мороз пошел по коже и волосы на руках встали дыбом!
Это была речь настоящего коммуниста, искушенного оратора. После нее хотелось работать и работать, без устали.
Но работать было тяжело, хлеб по карточкам, а больше и есть нечего. Одежды не было: высчитывали военный налог, подоходный, бездетный, государственный займ — это две зарплаты. Зарабатывал я неплохо — 1200 рублей, а ведро картошки стоило 300 рублей!
Работали в мороз. В железной бочке из-под карбида делали дырки, набивали масляной паклей, переворачивали и поджигали. Так около нее и грелись, все черные от копоти ходили, как трубочисты. А зимой 1943 года было еще холоднее. Один только цех 190 был с крышей, потому что это сборочный цех, там двигатели собирали. Да бокс испытательный перекрывали, а остальные цеха под открытым небом.
Народ сознательный был, развернулось стахановское движение, ставились героические трудовые рекорды. Победы Красной Армии под Сталинградом, освобождение Харькова, снятие блокады Ленинграда были общезаводскими праздниками, ведь многие были из тех мест.
Если первые двигатели собирались буквально на коленках, то уже вскоре в месяц стали собирать по 30 и более. Производство росло и было поставлено на поток. Это уже много лет спустя после Победы мы прочли, что один из фашистских военоначальников Гудериан был взбешен, когда узнал в каких условиях в Барнауле выпускаются танковые двигатели. А германские конструкторы отказывались делать точно такие же на свои танки в идеальных условиях. Причина — невозможность быстрого выпуска таких двигателей, особенно алюминиевого дизельного мотора В-2.
Вклад военного Барнаула в общую победу нельзя переоценить. Все предприятия города работали только для фронта. Все железнодорожные вагоны ремонтировались на вагоноремонтном заводе и отправлялись вновь на войну.
Из Ленинграда были эвакуированы Кировский и имени Клемента Ворошилова заводы, а также № 839 (аппаратурно-механический). Каждый второй патрон для автомата или винтовки изготовлялся в Барнауле на заводе № 17, ставший затем станкостроительным. Почти все полушубки для фронта изготовлялись на овчинно-шубной фабрике, а валенки — на пимокатной.
Была бы у Гитлера тогда атомная бомба, он бросил бы ее не на Москву, а на Барнаул.
110 цех, в котором я работал, изготавливал коленвалы, гильзы, шатуны, реверсредукторы, распределительные валы, а соседний — 120 цех- шестерни.
И каждое утро, в шесть часов, мимо моего станка проходил коммерческий директор завода Николай Григорьевич Чудненко, которого после войны назначили директором завода.
Он и ночью мог зайти в любой цех, переговорить с рабочими. Все его за глаза называли «дедом» и страшно боялись. Заводом же во время войны руководил Дмитрий Иосифович Толмачев, настоящий богатырь, высокий, косая сажень в плечах, был одним из руководителей сталинградского тракторного завода еще до войны. Он и стал основателем нашего завода. Замечательный был человек.
— Владимир Леонтьевич, как вы познакомились с футболом?
— Еще до войны в Николаеве я, как и все мальчишки, участвовал в играх дворовых футбольных команд. Иногда матчи продолжались до четырех часов, так поединки захватывали играющих. После войны появилась потребность занятий спортом. На нашем заводе создали две команды «Дзержинца» — первую и вторую.
В первой играли уже взрослые ребята: Юрий Мартынов, Сергей Кладько, Владимир Форостин, Евгений Кныш, Владимир Юношев, Сергей Лукинов, Ричард Зандер, Георгий Туманов, Александр Чухлич и др.
Во второй команде совсем молодые ребята, куда пригласили и меня. Кстати, узнал во мне бывшего игрока «дикого футбола» парень из нашего двора Николаева и рассказал, что, дескать, Шапкин, несмотря на небольшой рост, являлся грозным нападающим.
Мне тут же выдали рабочие ботинки 42 размера, на подошве которых поперек были набиты пластины для торможения о грунт (шипы). Эти ботинки для меня были огромными, на четыре размера больше! И хотя я из них «выпадывал», но уже в своей дебютной игре за «Дзержинец-2» в Чесноковке (Новоалтайске) еще в первом тайме сумел забить два гола и обессилел окончательно.
Во втором тайме я снял эти тяжеленные ботинки и забил еще два гола, играя босым. Соперники заспорили: конечно, босым-то легче бегать! И меня заставил судья матча обуть ботинки. Было это в 1946 году, а на следующий год меня взяли играть в «Красное знамя» меланжевого комбината, так как я там, на их стадионе, примелькался, когда ходил пешком с улицы Культурной, где и жил, до завода «Трансмаш».
Жеребьевка на Кубок города свела «Красное знамя» с первой командой «Дзержинца». И получилось так, что я забил в ворота команды своего завода головой гол, а мой товарищ Борис Баринберг с правого фланга провел еще один мяч.
Это привело к скандалу, так как в соревнованиях на Кубок города и края, как равно и на Первенство края, должны были участвовать футболисты по производственному принципу. Баринберг работал слесарем-сборщиком на радиозаводе, а я на «Трансмаше».
ДСО «Дзержинец» опротестовало результат матча и я был вынужден играть за «Дзержинец-2», а вскоре вслед за мной туда же пришел и Борис Баринберг.
В тот 1947 год «Дзержинец» стал чемпионом края, а на следующий год взял к себе и нас.
— Тогда много было хороших команд?
— В Барнауле самыми сильными командами на тот период времени были «Динамо», «Локомотив», «Дзержинец», «Наука», «Зенит» и войсковой части (команда Октябрьского района). В основном вся борьба между ними и была. «Красное знамя», «Спартак», ВРЗ и другие были слабее.
Главные, решающие матчи судил Иван Иванович Усов, судья республиканской категории из Сталинграда. Он еще до войны получил это звание в судействе Первенства СССР. Работал он у нас на «Трансмаше» начальником отдела труда и заработной платы. Был небольшого роста, коренастый, 40-45 лет. В возрасте уже был, но судил великолепно, никаких вопросов.
Судили и более молодые арбитры, но тоже достаточно авторитетные Владимир Усенко, сын комбрига Ивана Ивановича Усенко. Александр Ефанов и Александр Бородин, но они еще сами играли.
— Какие-то матчи вам запомнились?
— Прежде всего тот «траурный матч» в 1948 году на стадионе «Динамо», это был финал Кубка ВЦСПС между «Дзержинцем» и «Зенитом» (станкостроительный завод № 17). Играли мы лучше «Зенита», но забить смогли только один раз.
Сергей Лукинов успел опередить на долю секунды зенитовского вратаря Схаба и проткнуть мяч мимо него в сетку ворот. А Схаб, падая в броске на мяч, опустился правым боком на колено Лукинова.
Стык получился крайне жестким, и вратарь остался лежать на земле, затем поднялся, зашел в ворота, кепку на голову надвинул, шагнул туда-сюда…
Чувствовалось, что он не в себе: из ворот и в ворота заходит. Мы прекратили игру, обратились к нему, а он уже и ответить ничего не может. Видимо, уже наступил болевой шок. Сразу вызвали «скорую», увезли его в больницу.
«Зенит» поставил другого вратаря, но игра приняла совершенно другой характер, соперник обозлился и начал грубить, бить по ногам. Мы понимали их состояние и молча, не отвечая на очевидные провокации, доиграли кое-как этот печальный матч. Выиграли 1:0, получили кубок, а часа через три позвонили в больницу — вратарь уже умер: лопнула печень, а тогда такие операции еще не умели делать.
Смертельный случай. Молодой парень был, только техникум машиностроительный закончил и его на три года в Барнаул направили. И вот такая смерть на переполненном стадионе. Тогда «Динамо» был небольшим стадионом, но самым главным.
Нас вызывали в суд как свидетелей того несчастного случая, и мы все давали показания. Нас предупреждали, чтобы мы на похороны вратаря не ходили, грозили, что могут порезать. Но мы все равно пошли втроем — Мартынов, Кладько и я. Провожали до самого катафалка. А угрозы и на самом деле были реальными. В парк меланжевого комбината, где любили отдыхать болельщики «Зенита», нам было лучше не показываться.
Ситуацию «разруливал» наш штатный «вратарь» Василий Еремкин, который выполнял в команде обязанности администратора. «Вратарем» мы его прозвали потому, что он отвечал за ворота на стадион, чтобы люди ходили туда по билетам, а не через забор или оторванную в заборе доску.
С кассового сбора команды деньги уходили в профком. Вася отвечал за это.
-Тогда матчи на Первенство города по футболу были платными?
— Конечно. Несмотря на то, что только отменили хлебные и продуктовые карточки. Футбол — это ведь зрелище, а за это надо платить.
В то время зрелища в Барнауле были наперечет. 10 процентов кассовых сборов уходило стадиону, а оставшаяся сумма делилась поровну между государством и игроками командами. А дальше деньги делились так: 60% — выигравшей команде и 40% — проигравшей.
На «Трансмаше» директор завода Чудненко лояльно относился к футболу, разрешал даже в рабочее время заводчанам уходить на стадион болеть за свою команду. Чудненко сам говорил, что после побед «Дзержинца» производительность труда на заводе увеличивалась чуть ли не вдвое! А мы выигрывали почти всегда, да и в профкоме кассовым сборам были рады.
-А вам платили какие-нибудь с этих денег премиальные?
— Нет. Поэтому однажды в середине футбольного сезоне 1949 года мы — футболисты поддались соблазну «шабашки», которая послужила началом распада того «Дзержинца». Мы играли очередной календарный матч на Первенство РСФСР по своей Сибирской зоне (группа «Б») в Омске против местного «Динамо» и сыграли вничью — 1:1.
Шли мы тогда очень уверенно на втором месте вслед за динамовцами Новосибирска. И вот после игры в Омске, в нашу раздевалку заходит представитель томского спорткомитета и предлагает нам за 5000 рублей сыграть два товарищеских матча в Томске. Для нас это огромные деньги.
Мы прикинули, что по времени мы успеваем заехать из Омска сразу в Томск, сыграть там в течение двух дней и вернуться на поезде в Барнаул в день своего домашнего матча с курганским «Трактором». Натуральная «шабашка»!
Мы приехали в Томск, там ажиотаж! Полный стадион! И к удовольствию зрителей мы проиграли местному «Торпедо» — 3:4, получаем деньги и идем отмечать удачную сделку.
На следующий день играем вничью с томским «Динамо» — 1:1, получаем остальные обещанные деньги, отмечаем удачное окончание турне и едем в Барнаул.
А Ричард Зандер, наш защитник, еще из Омска дал телеграмму в Барнаул своей жене, что, дескать, не беспокойся, мы заедем в Томск заработать денег. Ну, а что знает Катя — знает весь завод.
И вот мы возвращаемся на поезде в день игры в Барнаул, а на вокзале нас встречают на автобусе и везут прямо на завод, в партком к секретарю Борису Агафоновичу Баринову, а затем прямо в кабинет директора завода Чудненко. Так нас еще ни разу не встречали! И вот Баринов, фронтовик, один из руководителей Харьковского тракторного завода, прибывший к нам в годы войны и работавший сначала начальником 310 литейного цеха, а затем уже секретарем парткома, спрашивает: «Где деньги, которые вы заработали в Томске? Почему не сдали в профком? Кто вам разрешал ехать в Томск? Ах вы, шабашники!» И дальше «поматушке»! Разгоню всех, говорит. «Всех на работу отправлю!» Все приуныли, ведь мы на период соревнований на Первенство РСФСР освобождались от работы, тренировались и играли, а деньги получали по среднему заработку. Тогда уже в 1949 году «подснежниками» были.
Отругал нас страшно. Жесткий, но справедливый мужик был. И говорит: «Сейчас идите домой, приводите себя в порядок, а вечером чтобы все были на стадионе «Динамо» играть с Курганом.
Понятно, настроения никакого. Поездка эта выбила нас из нормального игрового ритма, да и спортивный режим мы особенно не соблюдали. Короче, из сильной команды мы превратились в заурядный коллектив. Вот к чему нас эта «шабашка» привела.
Курганский «Трактор» был аутсайдером нашей зоны, но народу на игру с ним пришло много, в основном наши — заводчане. Все билеты проданы. Полные трибуны. А мы ничего не можем сделать. Даже наш отличный николаевский вратарь Женя Кныш не смог нас выручить от гола. Первый тайм проиграли — 0:1!
Болельщики в перерыве ринулись к нашей раздевалке, кто угрожает, а кто просто умоляет взяться за дело по-настоящему.
И мы тогда с ребятами договорились поддерживать друг друга, ободрять, не кричать, не строжиться, играть коллективно. Игра у нас постепенно наладилась и мы под одобрительный гул трибун вколотили курганцам три гола подряд -3:1! Так нас буквально качали на руках! А Баринов объявил нам два дня выходных. Простил, значит.
— Какую игру вы больше всего вспоминаете из того Первенства?
— С новосибирскими динамовцами на стадионе «Красное знамя», которую мы проиграли 3:5. Это была прекрасная команда, чемпион без вопросов. И вот Сергей Кладько открывает счет, но новосибирцы в ответ забивают три гола. Третий забил, кстати, бывший наш локомотивский игрок, правый инсайд Володя Кузьминых, очень техничный игрок.
А вот при счете 1:3 мне удался красавец — гол: Борис Баринберг с правого фланга сделал передачу на меня, я правой ногой с лету перебросил мяч через защитника и, не дав мячу опуститься на землю, перекинул его левой ногой через выскочившего навстречу высоченного новосибирского вратаря Лялю — 2:3.
И пока новосибирцы разбирались: кто прав, а кто виноват, Володя Форостин сравнял счет — 3:3. Но на большее нас не хватило. Динамовцы все как на подбор были рослыми, стройными и быстрыми. Фигуры у всех, как точеные, настоящие футболисты. Не устояли мы под их атаками и проиграли — 3:5, а в Новосибирске они вообще спокойно нас «разделали» — 4:0! Но все равно мы заняли в зоне второе место после них, что считалось большим успехом для всего алтайского футбола. В том Первенстве я провел все игры, ни одной не пропустил.
— Может быть, на память восстановите тот состав «Дзержинца» 1949 года?
— В воротах играл Евгений Кныш, он также из Николаева эвакуировался, но в 1950 году вернулся домой. Вторым вратарем был ленинградец Александр Гурьянихин, он здесь остался жить. Играл затем и за «Динамо».
Правым защитником играл Ричард Зандер, переселенец, из немцев. Все звали его Алексеем, Леней. Хотя он по документам был Ричард Матвеевич.
Левым защитником играл Володя Форостин. В газетах иногда его фамилию поправляли на более понятную — Хворостин, но это было неправильно. Он из Харькова, туда и вернулся в 1950 году.
Правым полузащитником играл Александр Чухлич, а затем Александр Квасов по кличке «Водовоз». Замечательный был футболист, неутомимый. Центральным защитником и капитаном команды у нас был Юрий Арсеньевич Мартынов, сейчас ему уже должно быть за 90 лет.
Левым полузащитником играл Георгий Туманов, хороший, техничный игрок. Еще у нас в полузащите играли Саша Сигарев, Женя Силкин и Олег Яблонский, старший брат Игоря Яблонского, который за «Темп» позднее играл.
Правого инсайда играл Сергей Лукинов, один из лучших игроков того времени. Однажды он в матче на Первенство города забил сразу семь голов, потому что очень хорошо чувствовал голевую позицию и умело открывался, обладал хорошим завершающим ударом.
Левым инсайдом играл мощного телосложения рослый Сергей Кладько, он из Харькова. Играл всегда в бутсах на два размера больше, надевал по несколько пар носков, наматывал на ноги еще какие-то бинты, надевал щитки и играл бесстрашно. Игроки, которые делали ему «накладку», пытаясь его «сломать», в этих стыках получали травмы.
Несколько раз видел, как после таких столкновений противник переворачивался через голову, как будто налетел со всего маху на лесной пенек! Результативный был игрок. Остался жить в Барнауле, полгода не дожил до своего 90-лет-него юбилея.
Сергей Лукинов уезжал в 1950 году к себе домой в Сталинград и там немного поиграл за «Трактор», но на тренировке сломал ногу. Юрий Мартынов еще до войны был игроком сталинградского «Трактора», выезжал на сборы, на юга, вместе со знаменитым центрфорвардом Александром Пономаревым.
В нападении играли вместе со мной левый крайний Василий Юношев, с левой ноги он бил изумительно, и правый крайний Борис Баринберг, который долгое время возглавлял городскую Федерацию футбола. Он был из Харькова.
— На тот период времени кто вам больше всего нравился по игре?
— Евгений Кныш, безусловно, лучший вратарь, из защитников на мой вкус лучший -динамовец Владимир Парменов. Он 1928 года рождения был, фронтовик, орден Славы имел, медали боевые. Играл великолепно, резкий, жесткий, быстрый как ветер, и удар у него приличным был. Рано он закончил играть, у него одного легкого после операции не было.
Из полузащитников я бы выделил Александра Квасова, но затем из Новосибирска в наше «Динамо» вернулся Владимир Кузьминых и привез с собой нападающего Петра Попова- «Пеку».
Вот на пару они здесь делали, что хотели. Из нападающих лучше всех смотрелся Сергей Лукинов, чуть позже — Геннадий Аравин, тоже трансмашевец. Но он сначала играл за «Локомотив», затем — за «Науку», а с 1951 года он был капитаном команды «Дзержинец».
— Вас как-то поощряли за победы футбольной команды?
— Нет. В «Дзержинце» нам выдали одинаковые лыжные костюмы, в которых мы щеголяли по другим городам на выездных матчах. Ходили в них на танцы, кто неженатые были. Один случай смешной запомнился навсегда. Сергей Лукинов танцует в этом лыжном костюме с интересной дамой, и говорит ей: «Ну не смотрите вы на меня так! Дома у меня настоящий костюм есть!» Ну, что мы тогда — нищетой были. А футбол давал возможность хоть что-то увидеть, узнать новое.
Кстати, в команде котельного завода, «Авангарде», меня однажды наградили настольными часами с недельным заводом. По тем временамшик!
— А как вы оказались в «Авангарде»?
— После окончания футбольного сезона 1949 года я вернулся со своей семьей в Николаев, у нас там довоенная квартира была. Я стал играть за местную команду на Первенство Украины и втом 1950 году мы выиграли в июле уже зональные соревнования и вышли в финальную часть. Ездили играть в Кировоград, Одессу и Измаил, там и проиграли 0:1, и заняли второе место. А у меня в Барнауле невеста Людмила осталась, вот я к ней к осени и приехал. Решили остаться жить здесь, меня позвали работать на котельный завод. В то время главным инженером завода был страстный болельщик футбола Александр Федорович Жолос.
Меня он знал и сразу же устроил мастером токарного участка в арматурный цех. За мной следом на котельный завод перешли Ричард Зандер и Сергей Лукинов, а в 1952 году- Василий Юношев и Георгий Туманов, из «Красного знамени» — Евгений Елизов. И мы взяли Кубок края, в финале выиграли у «Дзержинца» -2:0. Мне, как капитану, председатель крайспорткомитета Добричев вручил кубок и диплом. В 1953 году мы повторили этот успех.
«Авангард» год от года становился все сильнее. В то время в команде играли уже Нишан Казаджян и Арутюн (Артем) Сираканян.
— Как сложилась ваша дальнейшая жизнь?
— С футболом пришлось расстаться, так как я учился в машиностроительном техникуме на вечернем факультете. Окончил школу мастеров, работал сменным диспетчером на заводе, старшим ведущим инженером производственного отдела. Дают мне литейных цех, арматурный, цех сварных барабанов. Три цеха я вел. Потом меня перевели главным диспетчером завода. Тринадцать лет был секретарем партийной организации Госинспекции по качеству экспортныхтоваров, работал экспертом…
— Сейчас бы, Владимир Леонтьевич, вы были «в шоколаде»!
— Сейчас я уже 25 лет, как на пенсии. А последнее время работал экспертом Торговой палаты края. Спорту благодарен по сей день. Благодаря ему я прожил интересную, красивую жизнь, приобрел много друзей, знаний и силу духа. Мне интересно жить до сих пор.
